Неточные совпадения
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам
свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и
пало оно не на кого другого, а на Митьку. Узнали, что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
— Милостивый государь, я вас прошу, суйтесь с вашими восторгами к кому другому, а не ко мне, — резко закричал полковник. — Я с вами вместе
свиней не
пас!
Теперь дикие
свиньи пошли в гору, потом спустились в соседнюю
падь, оттуда по ребру опять стали подниматься вверх, но, не дойдя до вершины, круто повернули в сторону и снова спустились в долину. Я так увлекся преследованием их, что совершенно забыл о том, что надо осматриваться и запомнить местность. Все внимание мое было поглощено кабанами и следами тигра. Та к прошел я еще около часа.
Если курица какого-нибудь пана Кунцевича
попадала в огород Антония, она, во — первых, исчезала, а во — вторых, начинался иск о потраве. Если, наоборот,
свинья Банькевича забиралась в соседний огород, — это было еще хуже. Как бы почтительно ни выпроводил ее бедный Кунцевич, — все-таки оказывалось, что у нее перебита нога, проколот бок или каким иным способом она потерпела урон в своем здоровье, что влекло опять уголовные и гражданские иски. Соседи дрожали и откупались.
Подозрение
пало на З., у которого панталоны были опачканы в
свиной кал.
Корыто кормить
свиней или телят, буде есть,
спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется.
— Один, видно, заполучить
свинью захотел, — возмущался Петр Васильич, продираясь сквозь чащу. — То-то прохирь: хлебцем вместе, а табачком врозь… Нет, погоди, брат, не на таковских
напал.
— Но если же нет, если нет?! — восклицал Вихров со скрежетом зубов. — Так ведь я убью себя, потому что жить как
свинья, только есть и
спать, я не могу…
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая с дивана и начиная ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба то, что она дала мне, а за всем тем, все-таки… я
свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть,
спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
—
Спят, чай… Намеднись тятька приговаривался, что
свинью убить надо…
Мальчик в штанах. Знаете ли, русский мальчик, что я думаю? Остались бы вы у нас совсем! Господин Гехт охотно бы вас в кнехты принял. Вы подумайте только: вы как у себя
спите? что кушаете? А тут вам сейчас войлок хороший для спанья дадут, а пища — даже в будни горох с
свиным салом!
— Право,
свинья. Прямо в морду
попал.
— И
свиней пасти — нет охоты…
Произошла пренелепая сцена, причем Пепко очутился в положении
свиньи, которую
палят на огне со всех сторон.
Костылев. Это я… я! А вы тут… одни? А-а… Вы — разговаривали? (Вдруг топает ногами — громко визжит.) Васка… поганая! Нищая… шкура! (Пугается своего крика, встреченного молчанием и неподвижностью.) Прости господи… опять ты меня, Василиса, во грех ввела… Я тебя ищу везде… (Взвизгивая.)
Спать пора! Масла в лампады забыла налить… у, ты! Нищая…
свинья… (Дрожащими руками машет на нее. Василиса медленно идет к двери в сени, оглядываясь на Пепла.)
Два огромных черных крыла взмахнули над шляпой, и косматое чудовище раскрыло обросшую волосами
пасть с белыми зубами. Что-то рявкнуло, а затем захохотало раскатами грома. Пара
свиней, блаженствовавших в луже посередине улицы, сперва удивленно хрюкнули, а потом бросились безумным бегом во двор полицейского квартала, с десяток кур, как будто и настоящие птицы, перелетело с улицы в сад, прохожие остановились, а приставиха вскрикнула — и хлоп в обморок.
Прошло месяца три; на батиньольских вершинах все шло по-прежнему. Единственная перемена заключалась в том, что pigeon [голубь (франц.).] из тринадцатого нумера прискучил любовью бедной Augustine и оставленная colombine, [голубка (франц.).] написав на дверях изменника, что он «
свинья, урод и мерзавец», стала спокойно встречаться с заменившею ее новою подругою тринадцатого нумера и
спала у себя с m-lle Marie.
— Просил, братец! ничем не проймешь! Одно ладят: нынче, говорят, и
свиней пасти, так и то Корнелия Непота читать надо. Ну, как мне после этого немцев-канальев не ругать!
Пятый день — осмотр домика Петра Великого; заседание и обед в Малоярославском трактире (menu: суточные щи и к ним няня,
свиные котлеты, жаркое — теленок, поенный одними сливками, вместо пирожного — калужское тесто). После обеда каждый удаляется восвояси ии ложится
спать. Я нарочно настоял, чтоб в ordre du jour [порядок дня.] было включено спанье, потому что опасался новых признаний со стороны Левассера. Шут его разберет, врет он или не врет! А вдруг спьяна ляпнет, что из Тьерова дома табакерку унес!
— Не шути! — грубовато сказал он. — Мою
свинью в её огороде я не надеюсь
пасти, не ищу этого, — не думай!
— Жалко, что у меня в комнате эта
свинья спит. Разве идти в кофейную Печкина и оттуда послать с человеком? Там у меня есть приятель-мальчик, чудный малый! Славно так одет и собой прехорошенький. Велю назваться моим крепостным камердинером. Оно будет очень кстати, даже может произвести выгодный эффект: явится, знаете, франтоватый камердинер; может быть, станут его расспрашивать, а он уж себя не ударит в грязь лицом: мастерски говорит.
Бригадирша (плача). О том, что мне грустно. Теперь Игнатий Андреевич
напади на меня ни за что, ни про что. Ругал, ругал, а Господь ведает за что. Уж я у него стала и
свинья, и дура; а вы сами видите, дура ли я?
…Я стою в сенях и, сквозь щель, смотрю во двор: среди двора на ящике сидит, оголив ноги, мой хозяин, у него в подоле рубахи десятка два булок. Четыре огромных йоркширских борова, хрюкая, трутся около него, тычут мордами в колени ему, — он сует булки в красные
пасти, хлопает
свиней по жирным розовым бокам и отечески ласково ворчит пониженным, незнакомым мне голосом...
Кормление
свиней считалось обидным и тяжелым наказанием: йоркширы помещались в темном, тесном хлеве, и когда человек вносил к ним ведра корма, они подкатывались под ноги ему, толкали его тупыми мордами, редко кто выдерживал эти тяжелые любезности, не
падая в грязь хлева.
Мы вытащили четыре грязные туши, положили их среди двора. Чуть брезжило; фонарь, поставленный на землю, освещал тихо падавшие снежинки и тяжелые головы
свиней с открытыми
пастями, — у одной из них глаз выкатился, точно у пойманной рыбы.
На одной изображен некий оборванный мужчина, скажем, вроде меня;
спит в грязи под забором, и тут же рядом хрюкает
свинья.
Он приехал домой, едва слыша под собою ноги. Были уже сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши в переднюю, увидел он на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который, лежа на спине, плевал в потолок и
попадал довольно удачно в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его шляпою по лбу, примолвив: «Ты,
свинья, всегда глупостями занимаешься!»
Он не мог войти без провожатого в темную комнату, хотя бы она была ему как нельзя более известна; убегал из-за стола, если
падала соль; замирал, если в комнате появлялись три свечки; обходил далеко кругом каждую корову, потому что она «может боднуть», обходил лошадь, потому что она «может брыкнуть»; обходил даже и овцу и
свинью и рассказывал, что все-таки с ним был раз такой случай, что
свинья остановилась перед ним и завизжала.
С другого же почти дня Рымов закутил; начали ходить к нему какие-то приятели, пили, читали, один из них даже беспрестанно
падал на пол и представлял, как будто бы умирает; не меньше других ломался и сам хозяин: мало того, что читал что-то наизусть, размахивал, как сумасшедший, руками; но мяукал даже по-кошачьи и визжал, как
свинья, когда ту режут; на жену уже никакого не обращал внимания и только бранился, когда она начинала ему выговаривать; уроки все утратил; явилась опять бедность.
— Замолола!.. Пошла без передышки в пересыпку! — хмурясь и зевая, перебил жену Патап Максимыч. — Будет ли конец вранью-то? Аль и в самом деле бабьего вранья на
свинье не объедешь?.. Коли путное что хотела сказать — говори скорей, —
спать хочется.
—
Спит,
свинья беспутная! — вздохнул Урбенин.
Юля (одна).
Спит, должно быть… (Садится на лавочку под окном и глубоко вздыхает.) Одни
спят, другие гуляют, а я целый день мыкаюсь, мыкаюсь… не посылает бог смерти. (Вздыхает еще глубже.) Господи, есть же такие глупые люди, как этот Вафля! Еду я сейчас мимо его амбара, а из дверей черненький поросеночек выходит… Вот как порвут ему
свиньи чужие мешки, тогда и будет знать…
— Ну,
свиней пас? Что понимать? — пренебрежительно спросил матрос.
— Десять лет
свиней пас у барина! Сейчас у нас пять десятин на отрубе. Руби голову, а не отдам вам! На, — вымай тесак свой, руби!
— Вот! Бей меня тесаком по шее! Руби голову долой! Я десять лет
свиней пас! Понимаешь ты это дело?
—
Свиньи,
спать не дают! — проворчал я, сердясь сам не зная чего.
Самого себя, как
свинью,
опалил, — однако случай такой: на мягкой карете не выедешь…
Резали поросных
свиней, тельных коров. Резали телят на чердаках, чтоб никто не подглядел, голосистых
свиней кололи в чаще леса и там
палили. И ели. Пили водку и ели. В тихие дни над каждой деревней стоял густой, вкусный запах жареной убоины. Бабы за полцены продавали в городе холсты.
Плесакову по запасам бинтов и корпии не трудно было догадаться, что дело идет вовсе не об охоте. Прикинувшись готовым за своего барина в огонь и в воду, он вызвал на более откровенный разговор своего словоохотливого и хвастливого или отуманенного пана; выведав что нужно, Плесаков в то же утро бежал, и явясь в Кричеве к командиру батареи, полковнику Карманову, объявил ему о замысле
напасть на батарею, и о том, что собирается огромная шайка где-то около
Свиного.
А
свинья только что роется в своей поганой луже, да
спит в ней, зарывшись в грязи; за то
свиньей и прозвали».
Не успел осторожно шагавший казак Керасенко отворить хлев, где горестно завывала недовольная причиняемым ей беспокойством
свинья, как на него из непроглядной темноты
упало что-то широкое да мягкое, точно возовая дерюга, и в ту же минуту казака что-то стукнуло в загорбок, так что он
упал на землю и насилу выпростался. Удостоверившись, что
свинья цела и лежит на своем месте, Керасенко припер ее покрепче и пошел к хате досыпать ночь.
Ничего не было: словно все замерло; даже и
свинья спит, и та не хрюкает.